Известный уральский специалист по связям с общественностью, работавший с тремя губернаторами в Свердловской и Челябинской областях, бывший заместитель губернатора Сахалинской области, ныне — ожидающий в СИЗО Южно-Сахалинска результаты апелляции на приговор по своему уголовному делу (никакой вины за собой Федечкин не признал) с помощью адвоката в письменном виде дал интервью ЕАН.

— Прежде всего, как здоровье?

— Здоровье в полном порядке и соответствует прожитым годам. У меня есть хронические заболевания, но я сосуществую с ними уже много лет, никаких обострений за время пребывания в СИЗО не было. Тромбов тоже нет, отрываться не собираются. Люди, которые увидели меня спустя пару месяцев, отмечают, что похудел, но я не считаю это проблемой.

— Как условия? Все ли есть что необходимо?

— Условия приемлемые. Общеизвестно, что я из достаточно простой семьи, мажором никогда не был. В армии служил, как стирать вещи в холодной воде, знаю. Все необходимое, кроме высшей человеческое ценности – свободы, у меня есть. Мне помогают родные, близкие, друзья, добрые люди и Господь Бог. Низкий всем поклон! Здесь важны не размеры помощи, а ритмичность и периодичность.

— С кем соседствуем? Как отношения с соседями?

— О таких вещах не принято говорить публично. Отмечу только, что никаких конфликтов с местным контингентом у меня нет.

Нередко слышу, что я здесь случайный пассажир: «Дядька, ты чего здесь делаешь? Кто тебя заказал?». 

Поддержка и взаимовыручка здесь не пустой звук. Скажу банальную вещь: 80 % контингента находится здесь только потому, что в нашей стране, по крайней мере в отдельно взятом регионе, процветают опричнина и карательное правосудие, которое так же далеко от гуманности и цивилизованности, как пингвины – от белого медведя. В конечном итоге такие подходы убивают молодежь, семьи, страну и ее будущее. Но никто с этим ничего не делает и не собирается.

— Наши профессии предполагают постоянное поглощение большого количества свежей информации, новостей. Как с этим в СИЗО? Удается ли отслеживать повестку?

— Медиапотребление в СИЗО, если повезет, телевизионное. Если не повезет — слухи. Так, весь последний месяц обсуждался вопрос некой «золотой амнистии». Объяснял контингенту, почему этого не произойдёт. А если и произойдет, то почему это плохо. О той же смерти Навального узнал из письма. Даже немного удивился, что такую почту пропустили…

— Смог хотя бы прочитать интервью Путина Такеру Карлсону?

— Посмотрел сразу же по «России-24». Любопытное интервью, со множеством скрытых смыслов. С удовольствием поразбирал бы его со студентами журфака ЮУрГУ, где когда-то преподавал.

Мне показалось, что в этом интервью нам как стране, прорывая информационную блокаду, не удалось вытолкнуть себя из того клише и образа, в которые системно упаковывает нас западная пропаганда и киноиндустрия. 

Хотя, может быть, в этом и задумка. Старой площади виднее… (администрация президента располагается в Москве на Старой площади — прим. ЕАН).

— Нет ли информационного голода?

— Наркотической зависимости от свежего информационного потока у меня нет. Ловушка в том, что мы переоцениваем значение количества информации и вместе с тем недооцениваем значение качества.

Мне абсолютно очевидно, что как бы и чем бы ни завершилось мое незаконное и необоснованное уголовное преследование, политическим пиаром на стороне заказчика я заниматься уже никогда не буду. 

По крайней мере, до тех пор, пока снова не появится запрос на те компетенции, мировоззрение и подходы, которые я исповедую, говорить об этом бессмысленно и неуместно. Как мне кажется, сейчас в нашей стране — стране победившего репоста — не очень востребованы идейные люди. Поэтому мои мысли в большей степени занимает собственный IT-проект, который никак не связан с политикой и медиа, но который из-за абсурдного приговора сейчас поставлен на стоп. А политконсалтинг сейчас скорее хобби.

— Чем замещаешь дефицит новостей?

— Книгами. Сейчас читаю «Атлант расправил плечи». В очередной раз вдохновляюще. Шучу про себя: дескать, даже атлант расправил плечи, а я их еще не заправлял. Пишу местному контингенту апелляционные жалобы, ходатайства, речи для последнего слова, даже заявления на СВО составлять приходилось. Народ здесь не всегда грамотный и подкованный, не все могут мысли в предложение оформлять. Если то, чем помогаю, поможет людям упростить жизнь и смягчить судьбу, то буду только рад. Ну, и на письма отвечаю. Всем. Пишут мне много. 

— Что думаешь про президентскую выборную кампанию, её ход? Ждать ли неожиданностей как в целом по стране, так и в твоих регионах: Челябинской и Свердловской областях?

— Президентскую кампанию в полноте оценить не могу по объективным причинам. В ТВ-формате кампания, классическая и консервативная, наблюдается у Владимира Путина, отдельные ее элементы — у Владислава Даванкова.

Никаких неожиданностей не жду, их и не будет. Владимир Путин уверенно президентскую кампанию выиграет. Любой разумный человек понимает, что в условиях СВО это будет правильно. Но лично мне не хотелось бы, чтобы процент поддержки главы государства был выше, нежели во время голосования по внесению изменений поправок в Конституцию России. Иначе серьезные реформы, которые в отдельных направлениях не просто назрели, а перезрели, так и не начнутся.

В годы СВО мы упускаем исторический шанс изменить жизнь и судьбу страны и лучшему. Для этого и дается любой кризис.

 Я в целом позитивно оцениваю результаты деятельности Владимира Путина на президентском посту, но сегодня ожиданий от главы государства у меня всего два. Первое — выиграть СВО. Второе – передать власть тем людям, которые, не занимаясь охотой на ведьм, будут четко и методично разгребать то, что наворочено в политическом, экономическом и социальном устройстве страны. Внешне можно хорохориться сколько угодно, но внутри нужно сохранять абсолютную трезвость.

Челябинская и Свердловская области не должны выбиться из тренда и традиционно покажут результаты чуть ниже среднероссийского показателя.

— Твое мнение, как пройдут кампании по выборам губернатора Челябинской области и утверждение главы города?

— Не жду каких-либо сенсаций. Алексей Текслер полностью соответствует по своему психотипу и управленческому складу требованиям федерального центра к губернаторам. Игроков, которые могут доставить ему электоральные неприятности, или нет, или им не дадут хода. Губернаторским перспективам Текслера может навредить провал на президентских выборах. Но это должен быть именно запредельный провал, предпосылок к которому я не знаю и не вижу.

Что касается карьерных перспектив Натальи Котовой, буду далее осторожен в прогнозах. Как минимум нужно дождаться кадрового состава новой городской думы. Шансы Которой сохранить или потерять свой пост оцениваю как 65/35.

— Ты не раз обещал раскрыть свои аргументы, доводы защиты и показать, почему обвинение несостоятельно и с приговором ты не согласен. Может, пора?

— Приговор – 131 лист, не меньшего объема апелляционная жалоба. Как все это изложить в интервью? Особенно когда помнишь резонансное дело Николая Сандакова и реакцию общества на него, которое очень мало волнует чужое горе, особенно если это горе какого-то там чиновника.

Что такое «коррупция» в общечеловеческом понимании? Это когда чиновник использует свое служебное положение для получения личных материальных выгод за счет бюджетных средств. Но ничего подобного в моем деле нет и, как подтвердят те, кто меня знает, быть не могло.

Я преследуюсь как руководитель государственного медиахолдинга за исполнение своих прямых должностных обязанностей, а мой статус замгубернатора – лишь ширма для нужного резонанса.

В приговоре указывается, что особенность моего «преступления» заключается в том, что похищенные денежные средства никогда в мое распоряжение не поступали. И это – абсолютная правда, новый тип преступления – «хищение по-сахалински». Ведь действовать в интересах третьего лица мне не было никакого смысла, потому что с данным предпринимателем я не был знаком, никогда с ним не общался и не встречался, а впервые увидел лишь после задержания. Договор с ним был заключен на рекламу проекта, лично инициированного губернатором Сахалинской области Валерием Лимаренко, есть его соответствующее протокольное поручение на этот счет, которое он дал медиаблоку правительства. Стоимость контракта определялась в результате конкурсной процедуры моими сотрудниками в полном соответствии с федеральным законодательством в области госзакупок, являлась самой низкой. Однако следствие, которое неоднократно отказывало в проведении экономической экспертизы, считает ее завышенной, а оперативники в ходе мероприятий зачем-то изъяли и до настоящего времени не вернули коммерческие предложения по этому конкурсу, местонахождение этих документов до сих пор не установлено, хотя зачем это сделано, тоже понятно.

И венцом всего этого является то, что в моем деле речь идет о внебюджетных средствах, которые возглавляемое мной автономное учреждение заработало в результате коммерческой деятельности. Какое дело правоохранительным органам и общественности до того, как юридическое лицо распоряжается своей прибылью от коммерческой деятельности? Каким боком оказались здесь сотрудники, которые отвечают за вопросы госбезопасности? В чем угроза? Ни в чем. Это вопрос, который должны решать между собой учреждение и учредитель. А он, в свою очередь, никогда не считал себя потерпевшим, потому что доподлинно знает, что по закону об автономных учреждениях учредитель не имеет права претендовать на коммерческие доходы учреждения, на это введен прямой запрет. Однако обвинение продолжает навязывать учредителю статус потерпевшего, а коммерческие доходы трактовать как бюджетные.

События, которые легли в основу моего обвинения, более года не являлись преступлением, никаких рапортов об обнаружении признаков состава не составлялось.

Расследование в отношении меня началось день в день, когда Валерий Лимаренко снял у меня приставку «и. о» как у заместителя губернатора. 

Про многочисленные нарушения УПК РФ, незаконную слежку без решения суда, про корпоративные мероприятия в честь юбилея одного из СМИ государственного медиахолдинга и Нового года, которые легли в основу дополнительных эпизодов, даже говорить не хочу, чтобы не утомлять. Но все это в моем деле есть, как и совершенно необъяснимое взаимодействие и синхронизация действий между отдельными сотрудниками правоохранительных органов и сахалинского СМИ, которое всегда отличалось антигосударственной позицией, негативно освещало деятельность российских властей, включая главу государства, и впоследствии было закрыто по решению Генпрокуратуры РФ после начала СВО – как понимают все разумные люди, сделано это было не без причины. Однако вместо того, чтобы принимать соответствующие меры, сахалинские правоохранители начинают атаковать государственный медиахолдинг, который только-только начал навязывать конкуренцию частнику. В моем деле собственник антигосударственного СМИ, бывший главред и деловой партнер проходят как специалисты и свидетели, к материалам дела приобщены за какой-то надобностью публикации этого СМИ, в том числе сделанная им перепечатка статьи с сайта ВВС, в которой критически оценивается моя деятельность. А я-то наивно полагал, что если иноагенты тебя критикуют, то ты все делаешь правильно. Однако Сахалин живет в другой системе координат, в которой незазорно публикации западных «дружественных» СМИ приобщать к материалам преследования чиновника с ярко выраженной прогосударственное позицией.

Но самый большой абсурд заключается в том, что мои действия якобы нанесли ущерб в 3 млн рублей. И это притом, что в ковидный год за время моей деятельности в учреждении было создано порядка 40 новых рабочих мест, а доходы выросли в 2,2 раза, или на 319 млн рублей. После моего увольнения на счетах учреждения оставалось почти 50 млн рублей нераспределенной прибыли. Кто бы мне такой «ущерб» нанес?

В любой адекватной коммерческой структуре меня бы на руках носили. Но на Сахалине за то же самое я сижу в тюрьме.

Для меня очевидно, что в моем деле нет и никогда не было никакой коррупции. А есть только расправа, которой попытались придать вид коррупционного деяния.

 Видя все это, я искрение переживаю за предпринимательское сообщество Сахалинской области и за тех бизнесменов, которые присматриваются к региону. Переживаю за инвестиционный климат Сахалинской области. Здесь в отношении любого делового человека за самую обыкновенную, стандартную управленческую деятельность могут возбудить уголовное дело и по надуманным обстоятельствам посадить. Все отобрать. Здесь типичное Средневековье в цифровой упаковке, новый тридцать седьмой, в который заигрались посредственные умы с деревянными душами.

— Поменялось ли твое отношение к Володе Чудаеву (Владимир Чудаев — челябинец, долгое время работал с Федечкиным и был его заместителем на Сахалине — прим.ЕАН)?

— Кто это?

— Кем из руководства региона на самом деле интересовались силовики в ходе твоего дела? И, на твой взгляд, почему?

— Конечной целью моего уголовного преследования, несомненно, являлся губернатор Сахалинской области Валерий Лимаренко. Протоколы допросов сразу нескольких лиц содержат прямые вопросы следователя о главе региона. К материалам дела приобщены скриншоты переписки между мной и Лимаренко, хотя она не имеет никакого отношения к эпизодам, которые мне вменяются. Это что, праздный интерес? Нет, конечно, эти товарищи ничего не делают просто так. Самым, пожалуй, красноречивым подтверждением является допрос известного политтехнолога Алексея Обыдёнкова, в ходе которого следователь не просто интересуется личностью Валерия Лимаренко, но и тем, какие вопросы между собой они обсуждали в ходе частных личных встреч.

Почему люди после работы вместе играют в хоккей, а на работе – жрут друг друга — вопрос не ко мне. Я такими материями не живу, мелкотравчатые разборки мне никогда не были интересны. Но, как сказано одним умным человеком, о чем бы мы ни говорили, в конечном итоге мы говорим о деньгах. Ну, или о влиянии, которое трансформируется в деньги. 

Хотя я до сих пор, после стольких лет на госслужбе, удивляюсь, почему отдельным представителям структур, представляющим власть, выгоден ослабленный глава региона и нравится связывать его по рукам и ногам, прикрываясь защитой общественных интересов.

Тут важно вот какое отступление сделать. Я же в заместители губернатора к Лимаренко не напрашивался и не стремился. Мое назначение было вызвано тем, что по ряду объективных и субъективных обстоятельств за 9 месяцев до выборов в Госдуму рейтинг губернатора был на недопустимо низком уровне, а внутриполитический и медийный блок правительства Сахалинской области оказался обезглавленным. Многие или не знают, или забыли, что первые месяцы 2021 года, когда страну разрывали масштабные митинги в поддержку Навального, я курировал — и вполне успешно делал это – в том числе и внутреннюю политику. Это не самомнение, а результаты ежемесячных замеров ВЦИОМ, которые показали: в то время, как на фоне этих митингов рейтинг власти в стране падал, в Сахалинской области поддержка Владимира Путина и Валерия Лимаренко неуклонно росла. Значит, со стратегией, тактикой и результатами у меня был полный порядок.

Возбуждение уголовного дела в отношении меня полностью дестабилизировало и деморализовало медийный блок Лимаренко за два месяца до выборов в Госдуму. В конечном итоге это привело к возвращению Сахалинской области в топ регионов с худшими политическими результатами в стране, откуда субъект только-только выбрался, судя по результатам голосования по внесению поправок в Конституцию РФ.

Потому мой арест, а не моя деятельность на том временном отрезке способствовал дестабилизации политической ситуации в регионе.

Что, товарищи, которые все это заварили, не понимали, какие будут последствия? Прекрасно понимали. Они, что, не знали, что Лимаренко является медиазависимым руководителем? Что он уделяет этому вопросу пристальное внимание, каждую неделю проводит медиаштабы, где глубоко разбирает каждую проблемную публикацию? Знали. Ровно поэтому они и били Лимаренко в его самое уязвимое место в самый проблемный период. Так поступают враги, которые преследуют цели, далекие от защиты государственных интересов.

Представляете, это я вам показал лишь самый кончик от верхушки айсберга. Но, как общеизвестно, «внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся».

— Что ждешь от вердикта апелляционной инстанции? Если он будет неутешителен, какими будут твои действия? Обжаловать дальше?

— Жду, что карательная операция завершится и в мое дело вернется правосудие в первозданном значении этого слова. Жду, что суд апелляционной инстанции будет независимым, исключит постороннее воздействие на него, не позволит отдельным сотрудникам ходить к нему как к себе домой и требовать Федечкина неизменно посадить.

Но вообще мне комфортнее жить без каких-либо ожиданий. Оставят решение в силе – буду использовать все возможности Уголовно-процессуального кодекса РФ, чтобы добиться правды. Козерожьей упорности во мне достаточно. Кроме того, у меня есть основания полагать, что, как только мое дело покидает пределы Сахалинской области, оно тут же перестает считаться преступлением. Может быть, это – наивность, а, может быть, и нет.

— Не думали над тем, чтобы пойти на СВО?

— Думаю, что хорошо известно: цели и задачи СВО я разделяю, а вот отдельные методы их достижения – нет.

Как гражданину, мне до сих пор непонятно: мы воюем или танцуем?

Я считаю, что в условиях СВО страна должна использовать лучшие качества своих граждан в тех направлениях, в которых они являются доками, а не грести всех под одну гребенку. Например, я отслужил срочную службу два года, у меня есть ВУС. Призовут по нему – бегать не буду. Или если бы понадобился стране для организации внутриполитической или медийной работы на освобожденных территориях – почему нет? Свое дело я знаю. Но запроса на это нет, поэтому смысла обсуждать – тоже.

Что касается возможности уйти в штурмовики, которой пользуются некоторые заключенные, то, полагаю, стране будет не так много толку от 47-летнего мужика с таким посредственным зрением, как у меня. Все-таки «война – дело молодых, лекарство против морщин».

А вообще меня гложет вот такая мысль. Если я оказался на максимально удаленном от места проведения СВО расстоянии, да еще и в запертых условиях, то, может быть, Господу неугодно, чтобы я в этом принимал участие? Может, у него на меня другие планы. Ведь те, кто меня знает, подтвердят: оставайся я 24 февраля 2022 года при должности, тут же бы написал рапорт о переводе «за ленточку» и, с крайне высокой вероятностью, был бы уже там и, вполне возможно, не совсем живой.

Но сейчас у меня период безусловной любви к государству прошел. И никто, кроме самого государства, столь варварским методом оттолкнувшего меня, не виноват в этом. А навязывать себя кому-либо – не в моих правилах.

— Знаю, что многие наши коллеги поддерживают тебя, как и чем могут. Что скажешь им?

— Благодарю всех, кто со мной в трудные времена. Очень ценно, что не отвернулись. Вы – на светлой стороне. Берегите себя! Скоро увидимся…